Старилов Николай - Самый Трудный День
НИКОЛАЙ СТАРИЛОВ
САМЫЙ ТРУДНЫЙ ДЕНЬ
1
Сталинград уже не горел, он трудно, тяжело дымил - гореть в нем было
уже нечему, разве что вступающим в бой танкам.
Вымазанное копотью, взлетающей вверх от горящей Волги, в которую
вылилась нефть из разбомбленных немцами хранилищ, а в просветах
ярко-голубое небо бесстрастно смотрело на умирающих в смертельной схватке
людей.
Стояла прекрасная погода - не по-сентябрьски сильное солнце жарко
светило на землю, и от этого проклятого солнца быстро гноились раны и
пересыхало во рту.
От каменной пыли, шуршащей под ногами и ложащейся серым налетом на
губы, некуда было деться, и единственное, что тут можно было сделать, так
это не замечать ее, как будто она и не скрипит на зубах и не встает колом
в горле.
Старший лейтенант Алексей Никольский, вот уже второй месяц
командовавший ротой - сначала в степях под Сталинградом, а теперь в самом
городе, - думал, пережидая очередной артналет немцев, лежа на битом
кирпиче, о том, какой молодец его ординарец Сашка, что притащил ему два
дня назад крепкие сапоги (наверное, снял с убитого немецкого офицера)
взамен его старых, сгоревших на горячих и острых здешних камнях.
Алексей уже второй час искал в развалинах штаб своего батальона, а
его нигде не было, и он уже начал подумывать о том, что напрасно теряет
время: нет штаба. Может быть, комбат перенес его в другое место, а может
быть, лежит он в полном составе у него под ногами, хотя бы вот в этом
подвале, заваленном глыбами расколотых стен.
Сейчас, когда Алексей не был в привычной обстановке последних
недель, так как не делал того, к чему привык и что уже стало его новой
жизнью, потому что другой жизни у него сейчас не было и не могло быть - не
отдавал приказы, не стрелял из пулемета, заменяя раненых, не поднимал
бойцов в атаку - в голову ему начали лезть всякие неприятные и суеверные
мысли о том, что, пожалуй, не следовало надевать на себя сапоги, снятые с
убитого. Он, собственно, и не снимал их и даже не мог быть уверен, что они
сняты с убитого, но где еще мог Сашка достать в этом городе - вернее, в
том, что не по инерции, а сознательно, несмотря на то, что города уже не
было (были дымящиеся развалины и скелеты домов), называлось городом
Сталинградом - ношеные, но еще совсем крепкие сапоги? На вопросы ординарец
улыбался и терпеливо рассказывал, как встретил солдата, потерявшего после
контузии винтовку, и поменял у него сапоги на трофейный автомат. На
вопрос, не стыдно ли ему, что оставил человека босым, он пожимал плечами.
Сашка врал хорошо, с энтузиазмом, но Алексей видел, что это немецкие
офицерские сапоги и вся история с пехотинцем выдумана Сашкой, знавшим
брезгливость молодого лейтенанта.
Алексею не хотелось бессмысленно погибнуть в этих поисках, и он решил
возвращаться в роту - может быть, комбат сам уже прислал им связного. Во
всяком случае, подумал он, если связного нет и не будет в ближайшие часы,
придется послать бойца искать штаб батальона или хоть какой-нибудь штаб.
Мимоходом он пожалел, что сразу не послал связного искать штаб батальона,
забыв, что не мог заранее знать о том, что не найдет его на прежнем месте.
Камни врезались в грудь, сверху сыпались осколки, и при ударе в спину
поднятого взрывом камня в первое мгновение сжималось сердце - ведь это мог
быть осколок, страшный, ощеренный зазубринами как пасть акулы, похожий на
те, которые в первые дни войны он часто поднимал с земли еще горячими и
никак не мог привыкнуть к мысли, что этот кусок металла предн
