Старилов Николай - Алкаш
Николай Старилов
Алкаш
Семен вышел на широкую улицу, ведущую к заводским воротам, и,
приноравливаясь к шагу людской реки, текущей к проходной, пошел медленнее.
Морозным воздухом дышалось легко, охлаждало чуть гудящую голову.
Сейчас, когда он шел, хотя и среди незнакомых (мудрено ему было бы знать
всех), но своих, ему стало как-то поспокойней, жизнь опять определялась,
хотя и ненадолго, и его легкая взбудораженность улеглась.
Заложив руки в карманы, в толпе он прошел через проходную, не утруждая
себя поисками пропуска, которого у него никто не спрашивал, да и сам он не
был уверен, что взял его с собой, и вообще вряд ли смог бы припомнить,
когда и где видел его в последний раз.
Он отстоял свою обычную смену, в которой все было как всегда - простои,
крики и уговоры мастера, усмешки рабочих, потом полуторачасовая гонка,
когда он сделал то, о чем его просили, сделал плохо, потому что так быстро
этого нельзя было сделать, он знал это, как знали это и те, кто его
просил, но они говорили, что так было надо, он не понимал почему это так
надо, что можно гнать брак, но так привык к этому, что не задумывался
больше над этим, решив однажды, что, наверно, действительно так надо,
хотя, если бы ему дали хотя бы три часа - те, когда он курил и плевал в
потолок, потому что сначала не было сжатого воздуха, потому что прорвало
шланг, а прорвало его потому что кто-то бросил его в проходе, а потом по
нему проехали на автокаре, а потом вырубило трансформатор - он бы сделал
это не хуже любого другого, а может быть и лучше, но так почему-то было
всегда - времени на работу не хватало, время уходило, и он перестал
удивляться и раздражаться, его ворчание по этому поводу шло по инерции -
теперь он был даже рад такому положению дел, потому что привык к нему, и
стал жить им, приноровившись к нему.
В одиннадцать они послали пэтэушника в магазин и раздавили бутылку в самый
разгар суматохи по поводу шланга и трансформатора.
Семен отключил станок и, вытирая руки ветошью, некоторое время колебался -
приводить в порядок станок или нет, но потом решил, что все-таки не надо -
сменщика у него нет, как и у всех остальных в цехе, уборщицы подберут
основное, а завтра он сам успеет в простой (в том, что он будет, Семен не
сомневался) заняться станком.
Быстро переодевшись, он проехал на трамвае пару остановок, вышел и
почувствовал как приятное, теплое чувство наполняет его грудь.
Серое, низкое и широкое здание пивной встречало его знакомым гудением
сотен мужских голосов и ударяющим колом в нос запахом.
Семен поморщился, хотя и знал, что быстро перестанет замечать и этот запах
и этот гул, и орлиным взглядом обежал стойки.
Через пять минут он шелестел фольгой плавленого сырка, поглядывая на
стоящие перед ним кружки с оседающими пенными шапками.
Какой-то дед уже в третий раз подходил к нему с просьбой дать пять копеек
на дорогу домой.
Семен уже давал ему пятак, но подумал и дал еще раз - жалко человека,
наверно, нет другого выхода, если побирается на выпивку. Да, маловаты еще
у нас пенсии, философски подумал он, приканчивая пятую кружку.
Семен огляделся и почувствовал, что ему становится скучно - он был явно
не там, где ему нужно было бы сейчас быть.
Когда двое жлобов подвалили к его кружкам, он только рассеянно бросил им:
"Берите, берите, ребята", и, проталкиваясь сквозь густую массу мужиков,
направился к выходу.
Завизжала женщина. Он обернулся и сразу узнал Зинку. С пьяным и злым лицом
она била по физиономии Степку Фомина. Семен
