ac0fbaff     

Столяров Андрей - Маленький Серый Ослик



Столяров Андрей
МАЛЕНЬКИЙ СЕРЫЙ ОСЛИК
Первая ушла, как в песок, но, к счастью, деньги были. Треху выкинул
Рабчик, треху положил сам Манаев, Рамоницкий, слегка покряхтев, добавил два
желтых рубля и рубль мелочью, и, наконец, даже переживающий больше всех
Федюша, покопавшись в карманах, выудил откуда-то сложенную в восемнадцать
раз мятую обтерханную бумажку.
Вероятно, последнее, что у него было.
- Достаточно, - сказал Бледный Кузя. Из брезентовой клетчатой сумки,
поставленной между ног, извлек два отливающих чернью фугаса с кривыми
наклейками и, жестом фокусника перекрутив их в воздухе, очень ловко
впечатал на середину ящика, застеленного рваной клеенкой. - Оп-ля!.. Кушать
подано!..
- Ну, не томи, не томи, - умирая, простонал Федюша.
По землистому источенному потом лицу его, по полуоткрытому рту, из
которого вырывалось мелкое и частое дыхание, было видно, что ему сейчас
хуже всех. У него даже глаза запали, а обтянутый кожей нос, заострился, как
у покойника.
Впрочем, и остальным было не лучше. Рамоницкий усиленно сжимал виски и
они вминались под жесткостью пальцев, как гуттаперчевые. Рабчик, подвернув
толстенные губы, ощерился, будто голодный медведь, да так и застыл,
по-видимому, борясь с тошнотой. У самого Манаева катастрофически пересохло
горло, а по спекшемуся твердому мозжечку царапал изнутри черепа острый
коготь. Режущая боль отдавалась в затылке. Жить не хотелось. Прошла -
вторая, и он сразу же откинулся на теплую стенку склада - прикрыв глаза,
ощущая на лице горячее солнце. Надо было ждать. Просто ждать. Ждать - и
более ничего. Он слышал, как Рабчик, сохранивший не в пример другим
определенную бодрость, нудновато рассказывает Бледному Кузе о вчерашнем.
- Значит, взяли, как всегда, две и пошли к Николке. Федюша, конечно,
сразу же отрубился. Положили его в николкину ванную, чтоб отдохнул.
Появился Налим притаранил ещё полбанки. Потащились по такому случаю к
Карапету. На площадке у Карапета Налим упал. И подняться не смог, оставили
его у батареи. Карапет в свою очередь выставил одеколон. Раскололи Оглоблю
и брательника, который к нему приехал. И Кошмара вдруг тоже выставила
фунфурик. А когда вернулись обратно, то оказалось, что Федюша уже плавает
на поверхности - весь в одежде, захлебывается и посинел. Кто пустил воду,
до сих пор неизвестно. Кое-как вытащили его, тут он и сблевал. Метров,
наверное, на пятнадцать, как бутылка шампанского. В общем, нормально
посидели, только Налим куда-то пропал, то ли забрали его, то ли умер. Ни
хрена с ним не будет, я думаю, обнаружится...
- Обнаружится, - подтвердил Бледный Кузя. И, судя по звуку, потер друг
о друга мозолистые ладони. - Ну так что, мужики, до обеда валандаться
будем?..
До обеда валандаться никто не собирался. Поэтому расплескали по
третьей. И когда Манаев, проглотив пахучую отвратительную бурду, уже ставил
баночку из-под майонеза обратно в ящик, то в желудке у него лопнул пузырь:
растеклось мучительное тепло и кровь начала толчками перемещаться по телу.
- Хорошо-то как!.. - вдруг блаженным голосом сказал Федюша.
Манаев открыл глаза.
Было действительно хорошо. Яркое июльское солнце заливало дворик,
огороженный глухим забором, над забором пестрела тенями и бликами листва
тополей, доски, поддерживающие спину, были нагретые, в вышине белели
вспученные облака, чирикала над головой какая-то птаха, пахло свежими
стружками, заваренным столярным клеем: наверное, Бледный Кузя мастерил
перед их приходом что-нибудь несущественное. Главное же



Содержание раздела