Станюкович Константин Михайлович - 'человек За Бортом!'
Константин Михайлович Станюкович
"Человек за бортом!"
Из цикла "Морские рассказы"
I
Жapa тропического дня начинала спадать. Солнце медленно катилось по
горизонту.
Подгоняемый нежным пассатом, клипер нес свою парусину и бесшумно
скользил по Атлантическому океану, узлов по семи. Пусто кругом: ни паруса,
ни дымка на горизонте! Куда ни взглянешь, все та же безбрежная водяная
равнина, слегка волнующаяся и рокочущая каким-то таинственным гулом,
окаймленная со всех сторон прозрачной синевой безоблачного купола. Воздух
мягок и прозрачен; от океана несет здоровым морским запахом.
Пусто кругом.
Изредка разве блеснет под лучами солнца яркой чешуйкой, словно золотом,
перепрыгивающая летучая рыбка, высоко в воздухе прореет белый альбатрос,
торопливо пронесется над водой маленькая петрель, спешащая к далекому
африканскому берегу, раздастся шум водяной струи, выпускаемой китом, и опять
ни одного живого существа вокруг. Океан да небо, небо да океан - оба
спокойные, ласковые, улыбающиеся.
- Дозвольте, ваше благородие, песенникам песни петь! - спросил
вахтенный унтер-офицер, подходя к офицеру, лениво шагающему по мостику.
Офицер утвердительно махнул головой, и через минуту стройные звуки
деревенской песни, полной шири и грусти, разнеслись среди океана.
Довольные, что после дневной истомы наступила прохлада, матросы
толпятся на баке, слушая песенников, собравшихся у баковой пушки. Завзятые
любители, особенно из старых матросов, обступив певцов тесным кружком,
слушают сосредоточенно и серьезно, и на многих загорелых, обветрившихся
лицах светится безмолвный восторг. Подавшийся вперед широкоплечий сутулый
старик Лаврентьев, "основательный" матрос из "баковщины", с жилистыми
просмоленными руками, без пальца на одной руке, давно оторванного
марсафалом, и цепкими, слегка вывернутыми ногами, - отчаянный пьяница,
которого с берега привозят всегда в бесчувствии и с разбитой физиономией (он
любил лезть в драку с иностранными матросами за то, что они, по его мнению,
"не пьют настояще, а только куражатся", разбавляя водой крепчайший ром,
который он дует гольем), - этот самый Лаврентьич, слушая песни, словно замер
в какой-то истоме, и его морщинистое лицо с красно-сизым, как слива, носом и
щетинистыми усами, - обыкновенно сердитое, точно Лаврентьич чем-то недоволен
и сейчас выпустит фонтан ругани, - смотрит теперь необыкновенно кротко,
смягченное выражением тихой задумчивости. Некоторые матросы тихонько
подтягивают; другие, рассевшись по кучкам, вполголоса разговаривают, выражая
по временам одобрение то улыбкой, то восклицанием.
И в самом деле, хорошо поют наши песенники! Голоса в хоре подобрались
всё молодые, свежие и чистые и спелись отлично. Особенно приводил всех в
восторг превосходный бархатный тенорок подголоска Шутикова. Этот голос
выделялся среди хора своей красотой, забираясь в самую душу чарующей
искренностью и теплотой выражения.
- За самое нутро хватает, подлец, - говорили про подголоска матросы.
Песня лилась за песнею, напоминая матросам, среди тепла и блеска
тропиков, далекую родину с ее снегами и морозами, полями, лесами и черными
избами, с ее близкими сердцу бездольем и убожеством...
- Вали плясовую, ребята!
Хор грянул веселую плясовую. Тенорок Шутикова так и заливался, так и
звенел теперь удальством и весельем, вызывая невольную улыбку на лицах и
заставляя даже солидных матросов поводить плечами и притопывать ногами.
Макарка, маленький бойкий молодой матросик, давно уже чувствовавший зуд
в своем п